«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности - Генри Каттнер
В мэрии был переполох. Оказывается, исчезли мамуля, папуля и Лемюэл. Я-то знал, как это получилось. Мамуля в мыслях переговорила со мной, велела идти в угловую камеру, там просторнее. В той камере собрались все наши. Только невидимые.
Да, чуть не забыл: я ведь тоже сделался невидимым, после того как пробрался в свою камеру, увидел, что мистер Армбрестер все еще спит, и заметил переполох.
– Дедуля мне дал знать, что творится, – сказала мамуля. – Я рассудила, что не стоит пока путаться под ногами. Сильный дождь, да?
– Будьте уверены, – ответил я. – А почему все так волнуются?
– Не могут понять, что с нами сталось, – объяснила мамуля. – Как только шум стихнет, мы вернемся домой. Ты, надеюсь, все уладил?
– Я сделал все, как дедуля велел… – начал было я, и вдруг из коридора послышались вопли.
В камеру вкатился матерый жирный енот с охапкой прутьев. Он шел прямо-прямо, пока не уперся в решетку. Тогда он сел и начал раскладывать прутья, чтобы разжечь огонь. Взгляд у него был ошалелый, поэтому я догадался, что Лемюэл енота загипнотизировал.
Под дверью камеры собралась толпа. Нас-то она, само собой, не видела, зато глазела на матерого енота. Я тоже глазел, потому что до сих пор не могу сообразить, как Лемюэл сдирает с енотов шкурку. Как они разводят огонь, я и раньше видел (Лемюэл умеет их заставить), но почему-то ни разу не был рядом, когда еноты раздевались догола – сами себя свежевали. Хотел бы я на это посмотреть.
Но не успел енот начать, один из полисменов цап его в сумку – и унес; так я и не узнал секрета. К тому времени рассвело. Откуда-то непрерывно доносился рев, а один раз я различил знакомый голос.
– Мамуля, – говорю, – это, похоже, мистер Армбрестер. Пойду погляжу, что там делают с бедолагой.
– Нам домой пора, – уперлась мамуля. – Надо выпустить дедулю и малыша. Говоришь, вертится водяное колесо?
– Да, мамуля, – говорю. – Теперь электричества вволю.
Она пошарила в воздухе, нащупала папулю и стукнула его.
– Проснись!
– Пропусти рюмашку, – завел опять папуля.
Но она его растолкала и объявила, что мы идем домой. А вот разбудить Лемюэла никто не в силах. В конце концов мамуля с папулей взяли Лемюэла за руки и за ноги и вылетели с ним в окно (я развеял решетку в воздухе, чтобы они пролезли). Дождь все лил, но мамуля сказала, что они не сахарные, да и я пусть лечу следом, не то мне всыплют пониже спины.
– Ладно, мамуля, – поддакнул я. Но на самом деле и не думал лететь. Я остался выяснить, что делают с мистером Армбрестером.
Его держали в той же ярко освещенной комнате. У окна, с самой подлой миной, стоял мистер Гэнди, а мистеру Армбрестеру закатали рукав, вроде бы стеклянную иглу собирались всадить. Ну погодите! Я тут же сделался видимым.
– Не советую, – сказал я.
– Да это же младший Хогбен! – взвыл кто-то. – Хватай его!
Меня схватили. Я позволил. Очень скоро я уже сидел на стуле с закатанным рукавом, а мистер Гэнди щерился на меня по-волчьи.
– Обработайте его наркотиком правды, – сказал он. – А бродягу теперь не стоит допрашивать.
Мистер Армбрестер, какой-то пришибленный, твердил:
– Куда делся Сонк – я не знаю! А знал бы – не сказал бы…
Ему дали по шее.
Мистер Гэнди придвинул лицо чуть ли не к моему носу.
– Сейчас мы узнаем всю правду об урановом котле, – объявил он. – Один укол – и ты все выложишь. Понятно?
Воткнул мне в руку иглу и впрыснул лекарство. Щекотно стало.
Потом начали расспрашивать. Я сказал, что знать ничего не знаю. Мистер Гэнди распорядился сделать мне еще один укол. Сделали.
Совсем невтерпеж стало от щекотки.
Тут кто-то вбежал в комнату – и в крик.
– Плотину прорвало! – орет. – Гэнди-плотину! В южной долине затоплена половина ферм!
Мистер Гэнди попятился и завизжал:
– Вы с ума сошли! Не может быть! В Большой Медведице уже сто лет нет воды!
Потом все сбились в кучку и давай шептаться. Что-то насчет образчиков. И внизу уже толпа собралась.
– Вы должны их успокоить, – сказал кто-то мистеру Гэнди. – Они кипят от возмущения. Посевы загублены.
– Я их успокою, – заверил мистер Гэнди. – Доказательств никаких. Эх, как раз за неделю до выборов.
Он выбежал из комнаты, за ним бросились остальные. Я встал со стула и почесался. Лекарство, которым меня накачали, дико зудело под кожей. Я обозлился на мистера Гэнди.
– Живо! – сказал мистер Армбрестер. – Давай уносить ноги. Сейчас самое время.
Мы унесли ноги через боковой вход. Это было легко. Подошли к парадной двери, а там под дождем куча народу мокнет. На ступенях суда стоит мистер Гэнди, все с тем же подлым видом, лицом к лицу с рослым плечистым парнем, который размахивает обломком камня.
– У каждой плотины свой предел прочности, – объяснял мистер Гэнди, но рослый парень взревел и замахнулся камнем над его головой.
– Я знаю, где хороший бетон, а где плохой! – прогремел он. – Тут сплошной песок! Да эта плотина и галлона воды не удержит!..
Мистер Гэнди покачал головой.
– Возмутительно! – говорит. – Я потрясен не меньше, чем вы. Разумеется, мы целиком доверяли подрядчикам. Если строительная компания «Эджекс» пользовалась некондиционными материалами, мы взыщем с нее по суду.
В эту минуту я до того устал чесаться, что решил принять меры. Так я и сделал.
Плечистый парень отступил на шаг и ткнул пальцем в мистера Гэнди.
– Вот что, – говорит. – Ходят слухи, будто строительная компания «Эджекс» принадлежит вам. Это правда?
Мистер Гэнди открыл рот и снова закрыл. Он чуть заметно вздрогнул.
– Да, – говорит, – я ее владелец.
Надо было слышать вопль толпы.
Плечистый парень аж задохнулся:
– Вы сознались? Может быть, сознаетесь и в том, что знали, что плотина никуда не годится, а? Сколько вы нажили на строительстве?
– Одиннадцать тысяч долларов, – ответил мистер Гэнди. – Это чистая прибыль, после того как я выплатил долю шерифу, олдермену и…
Но тут толпа двинулась вверх по ступенькам, и мистера Гэнди не стало слышно.
– Так-так, – сказал мистер Армбрестер. – Редкое зрелище. Ты понял, что это означает, Сонк? Гэнди сошел с ума. Не иначе. Но на выборах победит партия реформ, она прогонит мошенников, и для меня снова настанет приятная жизнь в Пайпервилле. Пока не подамся на юг. Как ни странно, я нашел у себя в кармане деньги. Пойдем выпьем, Сонк?
– Нет, спасибо, – ответил я. – Мамуля рассердится; она ведь не знает, куда я делся. А больше не будет неприятностей, мистер Армбрестер?
– В конце концов когда-нибудь
